Пожалуйста, будьте внимательны при указании страниц для копирования! Пагинация страниц соответствует автоматической нумерации сайта и может не совпадать с пагинацией самого издания. Сверить номер текущей страницы с ее порядковым номером на сайте возможно с помощью функции «Быстрый просмотр».

Страницы с до

Пожалуйста, введите не более allowedPages страниц

Тип экспорта:

Текстовый файл Ссылка на страницу Google Диск

Текстовый файл

E-mail:

Отправить Выйти из Google Диск

OK

Языкознание и литературоведение/История всемирной литературы
OK

АЛЕКСАНДР ЛИВЕРГАНТ ВИКТОРИАНКИ НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ МОСКВА 2022 УДК 821.111(091)”1837/1901” ББК 83.3(4Вел) Л55 Ливергант, А. Л55 Викторианки / Александр Ливергант. — М.: Новое литературное обозрение, 2022. — 272 с.: ил. (Серия «Критика и эссеистика») ISBN 978-5-4448-1818-3  Английская литература XIX века была уникальной средой, в которой появилась целая плеяда талантливых писательниц и поэтесс. Несмотря на то, что в литературе, как и в обществе, царили патриархальные порядки, творчество сестер Бронте, Джейн Остен и других авторов-женщин сумело найти путь к читателю и подготовить его для будущего феминистского поворота в литературе модернизма. Лицами этой эпохи стали талантливые, просвещенные и сильные ее представительницы, которым и посвящена книга литературоведа А. Ливерганта. В нее вошли три очерка: «Непревзойденная Джейн» о Джейн Остин, «Дом на кладбище» о Шарлотте, Эмили, Энн и Брэнуэлле Бронте и «Викторианская Сивилла» о Мэри Энн Эванс, писавшей под псевдонимом Джордж Элиот. В каждом из них автор размышляет о творчестве и судьбе героинь, погружая их биографии в  подробный исторический контекст. Александр Ливергант — кандидат искусствоведения, филолог, переводчик, главный редактор журнала «Иност р анная литература». Автор многочисленных работ об английской и американской литературах. УДК 821.111(091)”1837/1901” ББК 83.3(4Вел) В оформлении обложки использован фрагмент фотографии Йоханнеса Лутца «Женщина у окна». Рейксмузеум, Амстердам © А. Ливергант, 2022 © С. Тихонов, дизайн обложки, 2022 © ООО «Новое литературное обозрение», 2022 4 Содержание Женское лицо 7 Непревзойденная Джейн 15 Дом на кладбище 65 Викторианская Сивилла 211 5 Женское лицо Б анальность: у каждой национальной литературы, у каждой литературной эпохи — свое лицо. У викторианской, если перефразировать название книги Светланы Алексиевич, лицо женское. Английская литература позапрошлого века, как никакая другая, дала миру целую плеяду первоклассных прозаиков и поэтов — представительниц прекрасного пола. Викторианская эпоха имеет отчетливый феминистский оттенок, хотя до суфражисток, борьбы женщин за свои права, дискуссий по гендерным вопросам было еще далеко. Именами Джейн Остен, Шарлотты, Эмили и Энн Бронте, Джордж Элиот — писательниц, о которых идет речь в этой книге, — список талантливых викторианок не исчерпывается. Читатель не найдет здесь жизнеописания Мэри Шелли, жены поэта, создательницы некогда знаменитого, леденящего кровь и актуального по сей день «Франкенштейна» с глубокомысленным подзаголовком «Современный Прометей». Нет здесь и Элизабет Барретт Браунинг, жены еще одного великого поэта, которая, по мнению многих, сочиняла стихи не хуже именитого мужа и вполне заслуживала почетного титула 7 Александр Ливергант «поэта-лауреата». Нет и Элизабет Гаскелл, написавшей не толь- ко «Мэри Бартон» и «Крэнфорда», — романы, которые высоко ценил и печатал в своих журналах Диккенс, — но и биографию своей коллеги по перу и близкой подруги Шарлотты Бронте; «Жизнь Шарлотты Бронте» и по сей день считается одной из лучших биографий на английском языке. Нет здесь, если мерить историю литературы годом рождения, и Вирджинии Вулф; викторианкой, впрочем, автора «Миссис Дэллоуэй» и «На маяк» уж никак не назовешь — скорее, антивикторианкой. И то сказать, большие писатели с трудом поддаются периодизации, не встраиваются в литературный процесс. Джейн Остен, с чьей литературной биографии начинается эта книга, умерла за двадцать лет до восшествия на престол королевы Виктории и по формальным признакам викторианкой считаться не может. А между тем многое в романах Остен роднит ее скорее с викторианским веком, чем с веком Просвещения, скорее с Теккереем, чем с Филдингом или Смоллеттом. С молодых ногтей «непревзойденная Джейн» зло и остроумно, хотя и не всегда заметно, высмеивает нравоучительность и навязчивую сентиментальность литературы восемнадцатого столетия, в котором прожила большую часть жизни. «За изящной, легкой светской болтовней героев, — отмечает Честертон, — утонченные читатели Джейн Остен не рассмотрели громоподобного бурлеска». Вот и Мэри-Энн-Эванс, более известная как Джордж Элиот, крупный прозаик, философ, критик и ученый викторианского века, гораздо ближе к французскому натурализму, чем к английскому критическому реализму и тем более — к сенсационной литературе середины ХIХ века, к которой, как позитивисту и положено, она относилась с нескрываемым предубеждением, если не сказать пренебрежением. Не только Остен, но и сестер Бронте, и Джордж Элиот викторианками в строгом смысле слова не назовешь. Все пять 8 Женское лицо писательниц семейным ценностям были преданы меньше, чем литературным, да и семьи своей ни у кого из них не было, как и детей. Из известного филистерского триединства, нашедшего свое наиболее полное и выразительное воплощение в трех немецких словах: KÜche, Kinder, Kirche, триединства, основополагающего для викторианской женщины — хранительницы домашнего очага, но не властительницы дум, — они отдавали должное разве что Церкви, да и то не без некоторых сомнений. Джордж Элиот, ревностная протестантка в молодости, близко сошлась с кружком вольнодумцев и скептиков, поборников не религиозной, а научной мысли, и пересмотрела свои ортодоксальные взгляды на Церковь и веру. Шарлотта Бронте и Джейн Остен в церковь ходили исправно, но цену пуританским табу, религиозному ханжеству и начетничеству, несмотря на юный возраст и строгое, последовательное пасторское воспитание, хорошо знали. Вспомним хотя бы Уильяма Коллинза из «Гордости и предубеждения» или миссионера, преподобного Сент-Джона Риверса из «Джейн Эйр» с его «бесцеремонной прямотой, упорной пристальностью». Неписаное правило викторианской этики требовало не выносить сор из избы. И Остен, и сестры Бронте, благочинные барышни в жизни, в литературе «сор из избы» выносят постоянно — и в «Нортенгерском аббатстве», и в «Грозовом перевале», и в «Джейн Эйр», и в многочисленных письмах. Бросают вызов тем, кто выдает внешнюю благопристойность за истинную добродетель, кто полагает, что нравственность и светские условности — синонимы. Читая книги этих несколько необычных викторианок, убеждаешься, что благоденствие, общественную благопристойность, благочинность и незыблемость моральных устоев, верность традиции, англиканской Церкви, отечеству и семейному очагу преувеличивать едва ли стоит. Женское лицо викторианской литературы вовсе 9 Непревзойденная Джейн Непревзойденная Джейн 15 Непревзойденная Джейн 1 П редставим себе контурную карту мира, где заштрихованы лишь острова в Океании, а материки так и остались контурными. То же и с биографией «непревзойденной Джейн»: в жизнеописаниях создательницы современного романа, как нередко называют ныне, с легкой руки Вальтера Скотта, Джейн Остен, фактов куда меньше, чем домыслов, ответов куда меньше, чем вопросов. О ее родителях, братьях и сестре, о доходах семьи, о быте и обычаях пасторского дома, где Джейн прожила четверть века и написала три романа из шести, о городах и поместьях многочисленных родственников, где Остенам, с их охотой (и необходимостью) к перемене мест, довелось жить, о нравах георгианской эпохи мы знаем — в том числе и из ее книг — гораздо больше и лучше, чем о ней самой. Почин подобному «перекосу» задан был уже в первой биографии Остен, написанной через сто лет после ее рождения, в семидесятые годы позапрошлого века, сыном Джеймса Остена, старшего брата Джейн, Джеймсом Эдвардом Остеном-Ли. И показательно названной: «Памяти Джейн Остен, и другие семейные воспоминания» („A Memoir of Jane Austen and Other Family Recollections“). Вот и в дальнейших жизнеописаниях автора «Эммы» и «Гордости и предубеждения», в том числе 17 Александр Ливергант Бёерни, Мария Эджворт, Сэмюэль Ричардсон, Сэмюэль Джонсон. И четыре выпущенных при жизни писательницы романа: «Чувство и чувствительность», «Гордость и предубеждение», «Мэнсфилд-парк» и «Эмма». 64 Дом на кладбище Дом на кладбище 65 Викторианская Сивилла В истории литературы не раз бывало, что известные прозаики начинают со стихов. Мэри-Энн — не исключение. В стихотворении 1840 года, напечтанном в «Христианском наблюдателе» за январь 1840 года (первая публикация двадцатилетней поэтессы), Мэри-Энн признается, что изучение теологии имеет теперь для нее значение куда большее, чем еще совсем недавно запойное чтение беллетристики: Books that have been to me as chests of gold, Which, miserlike, I secretly have told, And for them love, health, friendship, peace have sold, Farewell! 1 2 Когда Мэри-Энн исполнилось двадцать один, она вместе с шестидесятишестилетним отцом (он теперь не у дел) навсегда покидает Грифф-хаус и перебирается в Ковентри, где они снимают дом на окраине, на Фолсхилл-роуд, с «недурственными», как выражался Эванс, видом и садом. Гораздо важнее — для Мэри- Энн, во всяком случае — был, впрочем, не живописный вид из окон и ухоженный сад, не уроки латыни и греческого, которые давал ей директор школы по соседству, и даже не уроки музыки, которые она одно время брала у престарелого органиста собора Святого Михаила, — а местное интеллектуальное общество, оказавшее на нее, на ее охранительные религиозные представления, воздействие поистине разрушительное, изменившее, можно сказать, ее взгляды на мир и веру. Центром этого кружка вольнодумцев и скептиков был местный фабрикант и филантроп и, одновременно с этим, Книги, которые были для меня сундуками с золотом, / Что яиз скаредности держала 1 в секрете, / И за них продавала любовь, здоровье, дружбу и мир, / Прощайте! (англ.) 211 Александр Ливергант философ и публицист Чарльз Брей — в свои неполные тридцать преуспевающий коммерсант и автор нашумевших книг «Философия необходимости», «Закон последствий» и «Воспитание чувств» — руководство о нравственности, предназначенное для школьников старших классов. А также его шурин Чарльз Хеннелл, еще больший скептик и радикал, чем Брей, автор откровенно атеистических, левогегельянских «Основ христианства», где возникновение христианства объясняется чисто человеческой психологической потребностью, а влияние Иисуса Христа — его огромным моральным авторитетом у жителей Палестины. Мэри-Энн прочла «Основы христианства» по собственному почину, вскоре после переезда в Ковентри, еще до знакомства с Бреями и Хеннеллами, и высоко это исследование оценила — впечатление от книги, собственно, и побудило ее пересмотреть свои ортодоксальные взгляды на Церковь и веру, войти в этот, еще совсем недавно чуждый ей круг, близко сойтись с Карой Брей и Сарой Хеннелл, которых она называла «моими сестрами» и с которыми едва ли не каждый день виделась в Роузхилл, поместье Бреев, где философские споры велись «на природе», или на прогулках, или расположившись на огромной медвежьей шкуре под акацией. «Близко мы познакомились в 1841 году, — вспоминает Чарльз Брей, видевший Мэри-Энн еще ребенком в Гриффе. — Ее привела к нам как-то утром моя сестра, она жила по соседству с ней. Решила нас познакомить, сочла, что нам, еретикам, будет полезно встретиться с подающей надежды юной евангелисткой. Ей тогда шел двадцать первый год, и хорошо помню, как скромно она держалась и, войдя, незаметно присела на диван у окна. Говорила она с удивительным для молодой женщины из провинции достоинством. Мы сразу же стали друзьями… Она столько всего знала, в себе при этом была 212