Пожалуйста, будьте внимательны при указании страниц для копирования! Пагинация страниц соответствует автоматической нумерации сайта и может не совпадать с пагинацией самого издания. Сверить номер текущей страницы с ее порядковым номером на сайте возможно с помощью функции «Быстрый просмотр».

Страницы с до

Пожалуйста, введите не более allowedPages страниц

Тип экспорта:

Текстовый файл Ссылка на страницу Google Диск

Текстовый файл

E-mail:

Отправить Выйти из Google Диск

OK

Художественная литература/Прочие литературные жанры
Средства массовой информации и информационно-библиотечное дело
OK

Н. Ю. Русова Книги, годы, жизнь История советского читателя Н. Ю. Русова Книги, годы, жизнь Автобиография советского читателя Новое Литературное Обозрение Москва, 2022 УДК 028(091)(47+57) ББК 78.073(2)6 Р88 Серия выходит под редакцией А. И. Рейтблата Русова, Н. Ю. Р88 Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя / Наталья Юрьевна Русова. — М.: Новое литературное обозрение, 2022. — 296 с. (Серия «Россия в мемуарах») ISBN 978-5-4448-1837-4 Как будет выглядеть автобиография советского интеллектуала, если поместить ее в концептуальные рамки читательской биографии? Автор этих мемуаров Н. Ю. Русова взялась поставить такой эксперимент и обратиться к личному прошлому, опираясь на прочитанные книги и вызванные ими впечатления. Знаток художественной литературы, она рассказывает о круге своего чтения, уделяя внимание филологическим и историческим деталям. В ее повествовании любимые стихи и проза оказываются не только тесно связаны с событиями личной или профессиональной жизни, но и погружены в политический и культурный контекст. Важная задача, которую ставит перед собой автор, — это сохранить на страницах книги свидетельство о навсегда утерянной читательской культуре. Наталья Юрьевна Русова — профессор кафедры русского языка Нижегородского государственного педагогического университета им. Козьмы Минина, доктор педагогических наук. Автор книг «От аллегории до ямба: терминологический словарь-тезаурус по литературоведению» (2004), «Текст. Культура. Образование» (2009), «Тайна лирического стихотворения. От Державина до Бродского: комментарий поэтических текстов» (2005), «Кванты русской культуры: культурологический комментарий поэтических текстов» (2008), «Лексикон власти: словарь-тезаурус политических ассоциаций» (2008; с Н. Э. Гронской), «Тридцать третья буква на школьном уроке, или 33 стихотворения Иосифа Бродского» (2009) и др. УДК 028(091)(47+57) ББК 78.073(2)6 © Н. Ю. Русова, 2022 © Ю. Васильков, дизайн обложки, 2022 © OOO «Новое литературное обозрение», 2022 Светлой памяти моих родителей — Юрия Васильевича и Зои Ивановны Русовых « Н О П О Д РА С ТА Ю Т В С Е М Ь Я Х Д Е Т И … » (ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ) Когда пишешь, не страшно * . Вот я и на «заслуженном отдыхе». Никогда не думала, что он принесет мне столько спокойной радости. Похоже, что основа для этого чувства — ощущение чистой совести, «сделала что могла». Профессиональный потенциал еще далеко не исчерпан, и в другой социальной ситуации я бы еще поработала. Однако чувство социального унижения последние три-четыре года стало почти нестерпимым. Даст Бог, закончу издание последнего проекта из 7 книг — и на этом профессиональную деятельность завершу. Конечно, 46 лет работы преподавателем не только дали моральное удовлетворение, но и сформировали потребность в «отдаче потребителя» — нужны глаза и реакция читателя (слушателя). Без них резко слабеет стимул к творческому высказыванию. Сколько замыслов было, сколько я надеялась еще написать… И профессионального, и мемуарного, и публицистического. Все это, пожалуй, не осуществится. Губит доставшийся от отца скептицизм: зачем? кому? да и что я, в сущности, за птица, чтобы претендовать на людское внимание. И все-таки, все-таки… Нет, конечно, просто события моей жизни вряд ли заинтересуют кого-то, кроме сына. Да и личность свою как предмет для изображения я не переоцениваю. Но вот опыт читателя, опыт одного из последних представителей литературоцентричной Советской России… Это — да, что есть, то есть. Литература была и осталась моей страстью, это главное, что продолжает меня волновать — кроме судьбы сына. И эмоции мои на сегодняшний день идут в основном от природы (которая сейчас, к счастью, мне доступна в своей первозданности), от людей (по-прежнему невероятно * Владимир Сорокин в передаче Александра Гениса. —6— « Н О П О Д РА С ТА Ю Т В С Е М Ь Я Х Д Е Т И … » (В М Е С Т О П Р Е Д И С Л О В И Я) мне интересных) — и от книг, книг, книг… Боже мой, сколько счастья пришло ко мне от книжных страниц. Столько не было даже от путешествий, даже от живописи, даже от науки. И вот этот многолетний опыт чтения, опыт восприятия художественного слова, неразрывно переплетенный с жизненным опытом, — да, это может стать интересным. В сущности, это было бы попыткой запечатлеть очертания уходящей книжной Атлантиды. Ведь по-прежнему «подрастают в семьях дети», их нужно учить, формировать, воспитывать. А книги и разговоры о них — мощнейшее средство. Откуда цитата? Да из Наума Коржавина, которого я люблю: Пусть рвутся связи, меркнет свет, Но подрастают в семьях дети… Есть в мире Бог иль Бога нет, А им придется жить на свете. («Пусть рвутся связи, меркнет свет…». 1959) 1–1 М О И П Е Р В Ы Е К Н И Ж К И ( 1 9 5 9 5 9 ) Первое отчетливо запомнившееся литературное произведение — «Сказка о глупом мышонке» С. Маршака. Ее мне читал отец множество раз — и я, трехлетняя, неуклонно заливалась слезами после его протяжного: мышка-мать, Поглядела на кровать — Ищет глупого мышонка, А мышонка не видать. Тем не менее просьбы прочитать эту сказку возобновлялись снова и снова. Почему? Причем, как теперь вспоминается, горячее сочувствие вызывал не мышонок, столь глупо поплатившийся за свои нескончаемые капризы, а мышка-мать. Так старалась угодить сыночку, так старалась! И в итоге — пустая кроватка. Думаю, что именно тогда пришло первое ощущение непоправимости совершившегося, сострадание выдуманному герою заставило соприкоснуться с трагичностью бытия. Кстати, если не ошибаюсь, это 1951 год — не самое веселое время и для страны, и для нашей семьи. Маминому отцу, Ивану Николаевичу Павловскому, после отбывания десятилетнего срока в Ухтпечорлаге по 58-й статье еще запрещено проживание в Горьком, и он практически в ссылке — на Дальнем Востоке, в семье младшей дочери, моей тети Ляли. Мама моя из-за репрессированного отца вынуждена перейти с работы вузовского преподавателя на должность завуча в школе. Вслух мне читали мало: родители много работали, бабушка вела хозяйство. Маме не хватало времени и терпения для озвучивания долгого книжного текста, но она часто и по самым неожиданным поводам цитировала стихи: Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет — многих я запомнила с ее голоса. Позже зазвучали Блок, Андрей Белый, Есенин, Твардовский, Симонов, Евтушенко… Любовь к поэзии и мастерство —8— М О И П Е Р В Ы Е К Н И Ж К И (19 51–19 5 9) чтения, видимо, были в маминой семье наследственными: когда дед вернулся из ссылки, то часто читал мне некрасовского «Дедушку», переполненного прямыми ассоциациями с его судьбой. Это произойдет позже, а лет до пяти книжные тексты доходили до меня в основном в папином исполнении. Почему-то накрепко запомнился еще один мышонок — «Мышонок Пик» В. Бианки; в противоположность своему глупенькому маршаковскому собрату, он активно боролся за существование, и меня страстно интересовали перипетии этой борьбы. Следующее отчетливое «книжное» воспоминание — номер детского журнала «Мурзилка», посвященный смерти Сталина. Март 1953 года, я уже умею читать, и для меня выписали «Мурзилку», с которым я обращаюсь вполне самостоятельно. Помню траурное черно-красное оформление обложки и первые строки открывающего журнальчик стихотворения: Не поют, не смеются дети, Не шумят, не глядят в окно, Точно солнце уже не светит, Так на сердце у нас темно, С нами Сталина больше нет, В черном крепе его портрет… (О. Высотская) Ну и, конечно, портрет Сталина в траурных лентах. Первое смутное ощущение противоречия: в книжке — одно настроение, а дома, у всех домашних — другое. Понятно, что в семье двух «детей врагов народа» (папин отец, Василий Никифорович Русов, тоже был репрессирован, но отделался двумя годами тюрьмы в 1938–1939 годах) смерть Сталина не оплакивали. Первый эпос в моей читательской жизни — «Золотой ключик, или Приключения Буратино» А. Н. Толстого. До четырех лет я просила читать мне «Буратино» снова и снова, потом без конца перечитывала — уже самостоятельно. Почему же так полюбился именно этот текст? Главное, пожалуй, заключалось в индивидуальности и неоднозначности характеров всех персонажей. Ведь нечто симпатичное было даже в лисе —9—