В преддверии презентации книги «Искусство и культура Скандинавской Центральной Европы. 1550–1720» мы поговорили с ее автором, Кристоффером Невиллом, и узнали, как родилась идея создания книги, что важнее – национальная или транснациональная история, что происходило с европейским искусством в XVII веке, справедливо ли представление о скандинавских странах раннего Нового времени как о «периферии» Европы и, наконец, как искусство может стоять на службе у дипломатии. Презентация книги состоится 9 июня в 19:00, регистрация по ссылке.
Поздравляем с выходом книги на русском языке. Как изначально возникла идея ее написания?
Благодарю! Книга началась с диссертации, которая немного вышла из-под контроля. Диссертация моя была посвящена жившему в середине 17-го века архитектору Никодемусу Тессину Старшему, который был родом из города Штральзунда на севере Германии, но карьеру сделал в Стокгольме. По мере написания диссертации я продолжал размышлять о более широком контексте, и особенно о том, что Тессин был одним из сотен людей, которые в те годы оказывались в Швеции, попадая туда в основном через более известные области Центральной Европы. Я видел в этом более важный аспект истории, и эта убежденность в конце концов привела к написанию книги.
Можно сказать, что Ваша книга относится к области культурной географии. Насколько вписана была художественная культура скандинавских стран (в первую очередь придворная культура Дании и Швеции) в общий центральноевропейский контекст: превалировали ли процессы интеграции или, наоборот, происходило усиление национальной идентичности?
Считаю, что скандинавские страны были важнейшей частью центральноевропейского контекста, и на то есть несколько причин. Вот некоторые из них: датские и шведские правители были одновременно и князьями Священной Римской Империи, что само по себе делало их государства неотъемлемой частью Центральной Европы. Более того, они были королями — и на пике своего правления довольно могущественными — что ставило их выше других имперских князей, кроме самой императорской фамилии. Из-за того, что оба королевства довольно рано приняли лютеранство, они стали играть первостепенную роль в конфессиональных вопросах, столь важных для XVI и XVII веков.
Создававшееся для этих королевских дворов искусство отражает эту важную роль. Какая-то его часть производилась «на местах» в самих королевствах, другая — импортировалась из других государств, но в основной своей массе искусство это следует тем же тенденциям, которые заметны и в других странах Центральной Европы. Это обусловлено отчасти тем, что многие художники происходили из других стран Центральной Европы или работали там, а отчасти тем, что искусство создавалось для сходной аудитории в других частях общего региона, а следовательно должно было быть понятным везде.
Почему важно рассматривать культурные и художественные процессы не только в рамках национальных нарративов отдельных стран, но и на транснациональном уровне?
В какой-то мере важно и то, и другое. Оба подхода к историографии также имеют свои собственные контексты. Конец XIX и начало XX века были периодом становления профессиональной историографии, что совпало с периодом ярко выраженного национализма, который также повлиял на то, как историки воспринимали предмет своих исследований. Сейчас мы живем в мире, увлеченном глобализмом, и глобальная история воспринимается как нечто актуальное. Однако, с течением временем и этот подход уйдет в прошлое.
В нашем случае многие творцы и их работы частично представлены в более или менее обособленных литературах, иногда фрагментированных настолько, что их значимость утрачивается. Аналогичным образом, и более общие тенденции в творчестве любого рода — художественном, литературном, военном и так далее — могут оказаться размытыми. В то же самое время, транснациональная или глобальная историография как правило зависит от ученых, работающих локально, поскольку более глобальная историография не в силах брать на себя тяжелый труд по извлечению информации из архивов, разбросанных по всему континенту или миру.
Бытует мнение, что ведущими странами рассматриваемого периода в культурном отношении были Италия, Франция, Германия и Нидерланды, а остальные страны в основном перенимали и адаптировали их достижения. Насколько Швеция и Дания прибегали к «импорту», «заимствованию», а возможно и «присвоению» зарубежных мастеров и самого искусства? Призвана ли ваша книга развенчать какие-либо мифы или стереотипы в этом отношении?
Это интересный вопрос, поскольку он в какой-то мере затрагивает самую суть книги. История итальянских искусства и культуры в целом необыкновенно богата, но отдельные города или центры гораздо более разнородны. Даже Рим, с его исключительным наследием, имел «период застоя» в XIV и начале XV вв. Мало кто изучает Флоренцию в XVII-XVIII вв. Или Венецию в XVII веке. (Хотя я лично думаю, что искусство Венеции и Флоренции того периода представляет гораздо больший интерес.) Что касается Милана, то периодом исследования чаще всего становится конец XV века, когда нам находились Донато Браманте и Леонардо да Винчи.
Немецкие дворы и свободные города (особенно Нюрнберг и Аугсбург) в начале XVI века давно считаются источниками уникальных произведений искусства. Относительно недавно была признана ценность придворной культуры Мюнхена и Праги. Века XVIII и XIX также были признаны важными, благодаря, например, тем значимым проектам, которые создавались в Вене, Дрездене и Берлине около 1700 года. Но как и в Италии, творческая энергия перемещалась от двора ко двору в зависимости от того, где на тот момент были сосредоточены деньги и культурные амбиции. Ученые давно задаются вопросом, почему в германском мире XVII век был настолько невыразительным. Мой ответ — он таким не был! Просто вместо того, чтобы двигаться, скажем, от Нюрнберга к Мюнхену, эта творческая энергия переместилась на север, в Данию и Швецию. На самом деле она всегда там находилась, мы просто ее не там искали.
Какие стили и жанры искусства были определяющими для искусства скандинавских стран того периода? Прослеживается ли здесь какие-то специфичные черты, отличающие скандинавские страны от центральноевропейских стран?
Схожесть с остальной частью Центральной Европы действительно значительная, с той только оговоркой, что и в остальной части Центральной Европы присутствовала большая вариативность. Наиболее близкие параллели можно провести с немецкими землями. Это объясняется и географическим соседством, и тем, что скандинавские короли (и большая часть знати) были в целом более тесно связаны с немецкой аристократией. Внутри этой более ограниченной части Центральной Европы мы можем отметить сильный акцент на репрезентации монаршей власти. Здесь сложно давать точные определения: это нестандартная категория истории искусства, которая может принимать разные формы. Однако, в этом контексте непропорционально большую роль по отношению к другим видам искусства играла архитектура. Довольно красноречив тот факт, что определение репрезентации королевской власти в Швеции в конце XVII века приобрело значимость в Берлине когда 1701 году электор Бранденбурга стал королем Пруссии.
Ваша книга имеет междисциплинарный характер, так как повествует не только об искусстве и культуре Центральной Европы раннего Нового времени, но и об истории дипломатии, военной политики, религии… Для какого читателя в первую очередь написана эта книга?
Одной из целей книги было познакомить с искусством и культурой этой части мира читателей, которым о ней практически ничего не известно. Я не смог бы говорить о Дании в XVI веке без обсуждения раннего (и основательного) принятия страной лютеранства. Так же как и не мог бы объяснить внезапную значимость Швеции в 17-м веке без чрезвычайного успеха страны в Тридцатилетней войне (1618-1648). Реформационный конфессионализм и военные столкновения также имели очень конкретные последствия для культуры и искусства, как я поясняю в книге. И оба этих исторических феномена были также фундаментальным образом связаны с тем важным положением, которое эти королевства занимали в Центральной Европе в целом. На английском языке (и других языках) написаны труды о дипломатической и военной истории, поэтому я не писал (и не мог писать) об этом подробно. Тем не менее, читатель-неспециалист сможет составить себе общее представление и об этих исторических аспектах.
С достаточно неожиданной стороны раскрывается в книге взаимосвязь искусства и дипломатии. Можно ли утверждать, что многие придворные художники были одновременно и искусными дипломатами?
Придворные художники в целом должны были быть дипломатами, поскольку им часто приходилось иметь дело с «трудными» личностями или пытаться разрешить неминуемо возникающие при дворе сложные ситуации. Часто они поддерживали прямой контакт с самими принцами, поскольку регулярно писали придворные портреты и выступали экспертами в художественных вопросах. Большинство востребованных художников в ходе обучения много путешествовали и в процессе изучили множество языков, что было важно при посредничестве между разными сторонами. Однако, часто упускается из виду тот факт, что у лучших из художников-дипломатов был существенный авторитет, что наделяло их даром убеждения. Даже конфликтующим друг с другом принцам могли нравиться работы какого-то одного конкретного художника, и это давало общую почву для ведения переговоров.
Ваше исследование оперирует большим количеством историографических источников. С какими архивами вам довелось поработать? На какие источники стоит обратить внимание тем, кто интересуется данной темой?
Скандинавские архивы в целом очень хорошо организованны и полезны. Однако, имеются многочисленные источники-публикации, включая недавние, которые нелегко найти. При работе с таким проектом расстраивает то, что за пределами Скандинавии сложно найти даже основную опубликованную литературу по этой теме. Не меньшую сложность может представлять поиск нескандинавской литературы в Скандинавии. Для этого приходилось использовать в качестве архивов библиотеки, для чего, в свою очередь, потребовалось несколько поездок.
Русскоязычное издание вашей книги вышло в мае. Чего вы бы хотели пожелать читателю, читающему вашу книгу по-русски?
Как и во многих других книгах о культуре Центральной Европы, в моей книге Россия предстает по большей части в контексте основания Санкт-Петербурга. Другая версия этой книги, которая вероятно была бы в два раза больше по объему, могла бы содержать информацию о военных столкновениях между Швецией и Россией в XVI веке, к примеру, в восточной Балтике. Однако и в данной, более ограниченной, версии взаимодействие между художниками, знатью и принцами, на мой взгляд, очевидно. Я считаю, что та богатая культура, которая сформировалась во всем регионе, во многом была результатом сотрудничества и обмена опытом между ними.
Спасибо вам и приятного чтения!
Вопросы задавала Валентина Кучерявенко
* На иллюстрациях:
1. Кристоффер Невилл (фотография с сайта Калифорнийского университета в Риверсайде)
2. Швеция и ее территории после 1660 г. (карта из книги)
3. Джамболонья. Великий герцог Тосканский Козимо I (иллюстрация из книги)
4. Никодемус Тессин Старший. Дворец Дроттнингхольм, под Стокгольмом. Строительство начато в 1662 году. (иллюстрация из книги)
5. Король Дании Кристиан IV. Около 1614 г. (иллюстрация из книги)